Неточные совпадения
Подозвавши Власа, Петр Иванович и
спроси его потихоньку: «Кто, говорит, этот молодой человек?» — а Влас и отвечает на это: «Это», — говорит…
Хлестаков (рисуется).Помилуйте, сударыня, мне очень приятно, что вы меня приняли за такого человека, который… Осмелюсь ли
спросить вас: куда вы намерены были идти?
Слуга. Вы изволили в первый день
спросить обед, а на другой день только закусили семги и потом пошли всё в долг брать.
Где хватит силы — выручит,
Не
спросит благодарности,
И дашь, так не возьмет!
«Да добрый ли?» —
спросила я.
Влас наземь опускается.
«Что так?» —
спросили странники.
— Да отдохну пока!
Теперь не скоро князюшка
Сойдет с коня любимого!
С тех пор, как слух прошел,
Что воля нам готовится,
У князя речь одна:
Что мужику у барина
До светопреставления
Зажату быть в горсти!..
С утра встречались странникам
Все больше люди малые:
Свой брат крестьянин-лапотник,
Мастеровые, нищие,
Солдаты, ямщики.
У нищих, у солдатиков
Не
спрашивали странники,
Как им — легко ли, трудно ли
Живется на Руси?
Солдаты шилом бреются,
Солдаты дымом греются —
Какое счастье тут?..
«Что за мужчина? — старосту
Допытывали странники. —
За что его тузят?»
— Не знаем, так наказано
Нам из села из Тискова,
Что буде где покажется
Егорка Шутов — бить его!
И бьем. Подъедут тисковцы.
Расскажут. Удоволили? —
Спросил старик вернувшихся
С погони молодцов.
Коли вы больше
спросите,
И раз и два — исполнится
По вашему желанию,
А в третий быть беде!»
И улетела пеночка
С своим родимым птенчиком,
А мужики гуськом
К дороге потянулися
Искать столба тридцатого.
Скотинин. А смею ли
спросить, государь мой, — имени и отчества не знаю, — в деревеньках ваших водятся ли свинки?
Столь меня сие удивило, что я и доселе
спрашиваю себя: полно, страдание ли это, и не скрывается ли здесь какой-либо особливый вид плотоугодничества и самовосхищения?
В сей крайности
спрашиваю я себя: ежели кому из бродяг сих случится оступиться или в пропасть впасть, что их от такового падения остережет?
— Так как же, господин бригадир, насчет хлебца-то? похлопочешь? —
спрашивали они его.
— Что, дурья порода, надумалась? —
спросил он ее.
На ком обрушатся?" —
спрашивали себя оцепенелые горожане.
— Хочешь, молодка, со мною в любви жить? —
спросил бригадир.
— А девочки… девочки… есть? — как-то томно
спросил Грустилов.
— О чем ты, старушка, плачешь? —
спросил бригадир, ласково трепля ее по плечу.
— Ну что, старички? одумались? признаете меня? —
спросила она их благосклонно.
Старики, гуторившие кругом, примолкли, собрались около блаженненького и
спросили...
— Не о том вас
спрашивают, мужняя ли я жена или вдова, а о том, признаете ли вы меня градоначальницею? — пуще ярилась Ираидка.
— И законов издавать не будешь? —
спрашивали они его с недоверчивостью.
— А часто у вас секут? —
спросил он письмоводителя, не поднимая на него глаз.
— Где жители? —
спрашивал Бородавкин, сверкая на попа глазами.
— Кто ты? и с чем к нам приехал? —
спрашивали глуповцы у чиновника.
— Но как вы таким манером жить можете? —
спросил у обывателей изумленный Микаладзе.
— То есть что же? Пойти ухаживать за дворовыми девками? —
спросил Левин.
— Одно еще я тебе должен сказать. Ты знаешь Вронского? —
спросил Степан Аркадьич Левина.
— Ну, так подойдем, — сказала Кити, решительно поворачиваясь. — Как ваше здоровье нынче? —
спросила она у Петрова.
— Ну, а что твоя девочка, Анна? —
спросила Долли.
— Вы знакомы? — с удивлением
спросил Степан Аркадьич.
Левин не отвечал. Сказанное ими в разговоре слово о том, что он действует справедливо только в отрицательном смысле, занимало его. «Неужели только отрицательно можно быть справедливым?»
спрашивал он себя.
— Так выпотроши же дичь, — сказал он дрожащим голосом Филиппу, стараясь не смотреть на Васеньку, — и наложи крапивы. А мне
спроси хоть молока.
Слушая эти голоса, Левин насупившись сидел на кресле в спальне жены и упорно молчал на ее вопросы о том, что с ним; но когда наконец она сама, робко улыбаясь,
спросила: «Уж не что ли нибудь не понравилось тебе с Весловским?» его прорвало, и он высказал всё; то, что он высказывал, оскорбляло его и потому еще больше его раздражало.
— Что ж, привезли деньги? —
спросил Облонский. — Садитесь.
Вронскому, бывшему при нем как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и Цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил себе русский дух, бил подносы с посудой, сажал на колени Цыганку и, казалось,
спрашивал: что же еще, или только в этом и состоит весь русский дух?
Но Вронский
спросил, не продается ли картина. Для Михайлова теперь, взволнованного посетителями, речь о денежном деле была весьма неприятна.
— О чем вы там злословили? —
спросила Бетси.
— Ну, а лошади их понравились тебе? —
спросила Долли.
Третий, артиллерист, напротив, очень понравился Катавасову. Это был скромный, тихий человек, очевидно преклонявшийся пред знанием отставного гвардейца и пред геройским самопожертвованием купца и сам о себе ничего не говоривший. Когда Катавасов
спросил его, что его побудило ехать в Сербию, он скромно отвечал...
— А т… А теперь? —
спросил он.
— Да, — краснея за священника, отвечал Левин. «К чему ему нужно
спрашивать об этом на исповеди?» подумал он.
— А из города приехали? —
спросил Левин у Кузьмы.
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и
спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
— Ну, а хозяин наш что? —
спросил он.
— Сережа? Что Сережа? — оживляясь вдруг,
спросила Анна, вспомнив в первый paз зa всё утро о существовании своего сына.
— Со мной? — сказала она удивленно, вышла из двери и посмотрела на него. — Что же это такое? О чем это? —
спросила она садясь. — Ну, давай переговорим, если так нужно. А лучше бы спать.
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не
спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
— А вы всегда в деревне? —
спросил он. — Я думаю, зимой скучно?